Разбор диктанта осень в балаклаве. Александр Куприн «Листригоны
В краю листригонов: Куприн в Балаклаве
Александр Куприн любил бывать в Крыму: гостил у Чехова в Ялте, у Гарина-Михайловского в Кастрополе, останавливался в Мисхоре, Алуште, Гурзуфе, Кореизе, Алупке. Он очень полюбил Севастополь, но свое сердце отдал Балаклаве, увидев в ней «землю обетованную».
Именно этот южный городок вдохновил Куприна на написание романтической «Суламифи», очерков о балаклавских рыбаках-листригонах и некоторых других произведений. Именно в Балаклаве Александр Иванович хотел жить и возделывать свой сад.
«. Балаклава всего-навсего маленький, тихонький уголок, узенькая щелочка голубого залива среди голых скал, облепленных несколькими десятками домишек», – писал Куприн в «Листригонах». Нынешняя Балаклава, наверное, все еще похожа на ту, купринскую. Изогнутая бухта врезается в сушу, над которой нависают горы, оставляя людям лишь небольшие ленты побережья. Балаклава пахнет морем и рыбой, на набережной — сплошные причалы, кафе, кофейни, магазинчики для туристов, рынок с сувенирами и пахучими крымскими травами.
«Ленивые, объевшиеся рыбой коты с распухнувшими животами валяются поперек тротуаров, и когда их толкнешь ногой, то они нехотя приоткрывают один глаз и опять засыпают» (А. Куприн, «Листригоны»). Знаменитым балаклавским котам даже памятник поставили на набережной. А еще на набережной живут собаки – разномастные дворняги, обласканные туристами и местными жителями. Главное их развлечение – всей стаей гонять по набережной автомобили и мотоциклистов.
В Балаклаве нельзя потеряться, но, блуждая по узким улицам, можно наткнуться на совершенные чудеса и забыть обо все на свете. От людской суеты в любой момент можно уйти в горы. Просто подняться по каменной лестнице или тропе, минуя дома местных жителей, или вскарабкаться к генуэзской крепости Чембало, нависшей над морем. Можно пойти и дальше – по скальным хребтам в сторону перевала Ласпи, глядя с высоты птичьего полета на каменистые пляжи под этими хребтами.
На набережной Балаклавы путников встречает Александр Куприн, бронзовым изваянием навечно вписанный в ее профиль. Писатель стоит, опираясь на парапет, в руках – трость и шляпа. Он смотрит в сторону моря и словно ждет кого-то. Не балаклавских ли греков, рыбаков-листригонов, с которыми он ходил когда-то в море и о которых писал?
Под ногами Александра Ивановича – кусочек исторической брусчатки. На бронзовой табличке слова: «В конце октября или в начале ноября Балаклава – этот оригинальнейший уголок пестрой русской империи – начинает жить своеобразной жизнью. Дни еще теплы и по-осеннему ласковы. »
Как и Гатчина, Балаклава любит и помнит Александра Куприна. На городской набережной обращает на себя внимание небольшой белый дом с полукруглой башней. В этом историческом здании начала XX века была некогда дача советской актрисы Веры Марецкой. Сейчас в нем городская библиотека им. Александра Куприна — тезка нашей гатчинской городской библиотеки. Как и в Гатчине, это — центр местного краеведения и, соответственно, лучшее место, где можно узнать литературную историю Балаклавы и все о балаклавском периоде жизни Куприна.
Впервые в Крым А.И. Куприн попал, когда служил в киевских и южнорусских газетах репортером. Весной 1900 года он побывал в Ялте, где жил Чехов. Именно здесь, общаясь с великим писателем и другими видными деятелями литературы, он почувствовал уверенность в своих силах и таланте. В 1901 году Куприн перебрался в Петербург, оказавшись в самом центре культурной жизни России. Женился на Марии Карловне Давыдовой. В период с 1902 по 1904 годы Куприн один или с семьей многие месяцы проводил в Крыму, в основном на даче в Мисхоре.
В 1904 году между супругами произошел разрыв. Мария Карловна приехала в Балаклаву с маленькой дочкой Лидией, где сняла номер в гостинице «Гранд-отель» на набережной Балаклавы. Желая примирения, в сентябре 1904 года сюда приехал и Александр Иванович. Супруги помирились и перебрались из гостиницы на Третью улицу, на дачу Ремезова (ныне улица Куприна, д. 1).
В начале XX века в Балаклаве в основном жили греки, главным делом которых были рыбная ловля и выращивание винограда. Летом и осенью рыбацкий поселок ненадолго превращался в скромный недорогой курорт. Вечером, когда отдыхающие уезжали в Севастополь, здесь наступала удивительная тишина. «Нигде во всей России, — писал Куприн, — а я порядочно её изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Чёрное небо, чёрная вода в заливе, чёрные горы. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном чёрном объятии» («Листригоны»).
Здесь, в этом тихом рыбацком городке Куприн продолжал работать над литературными произведениями. Потрясенный недавней смертью Чехова, он приступил к написанию воспоминаний о писателе. Интенсивно работал Александр Иванович и над повестью «Поединок», которую начал писать в Мисхоре.
В 1904 году Куприн провел в Балаклаве всего полтора месяца и вернулся сюда вновь только через год, осенью 1905 года — уже знаменитым русским писателем.
Куприн влюбился в Балаклаву с первого взгляда и решил навсегда поселиться здесь. «Обстановка этого городка удивительно располагает к работе, ровной, спокойной, вдумчивой», — так объяснял Куприн свой шаг. Писатель приобрел участок земли на крутом склоне балки Кефало-Вриси, рядом с развалинами генуэзской крепости Чембало, с XIV века охранявшей вход в Балаклавскую бухту на горе Кастрон (Крепостная).
«Гляжу налево, туда, где узкое горло залива исчезает, сузившись между двумя горами. Там лежит длинная, пологая гора, увенчанная старыми развалинами. Если приглядишься внимательно, то ясно увидишь всю ее, подобную сказочному гигантскому чудовищу, которое, припав грудью к заливу и глубоко всунув в воду свою темную морду с настороженным ухом, жадно пьет и не может напиться», – так описал в «Листригонах» Куприн Крепостную гору.
Плодородной почвы для сада в будущем поместье «Кефало-Вриси» было совсем мало – лишь узкая полоска земли вдоль дороги. Однако писателя это не смущало. «Вот именно поэтому и хочу здесь развести сад и поставить виноградник, – говорил Куприн. – Если каждый поставит себе целью жизни хоть один клочок пустынной и неудобной земли превратить в сад, то весь мир через несколько сот лет превратится в цветущий рай».
На участке закипела работа. Куприн составил план дома и сада, нарисовал чертежи разбивки дорожек по участку. Рабочие начали выравнивать скалистую площадку под строительство и возводить подпорную стенку. Писатель заказывал саженцы в Массандре и у местных садоводов. На плодородной части земли были высажены грецкий орех, вишня, абрикосы, разбит виноградник. К сожалению, устроить поместье в Балаклаве Куприн не успел.
Живя в Балаклаве, Куприн часто выезжал в Севастополь, где стал свидетелем событий первой русской революции 1905 года. Революционное брожение происходило на всем Черноморском флоте. Писателя совершенно потрясла жестокая расправа над революционным крейсером «Очаков» в ноябре 1905-го, и он отреагировал на нее статьей «События в Севастополе». Александр Иванович активно содействовал спасению в Балаклаве десятка матросов с «Очакова». После публикации купринской статьи в газете «Наша жизнь» командующий флотом адмирал Чухнин приказал писателю в течение суток покинуть пределы «радиуса Балаклава – Севастополь» – без права возвращения.
В последний раз Куприн смог посетить Балаклаву лишь через год, в сентябре 1906 года — всего на пару часов. Писателю пришлось уехать отсюда навсегда, отказавшись от мечты построить свое имение в Балаклаве.
Сейчас вдоль балки Кефало-Вриси проходит улица Историческая, на которой выстроилось несколько домов, парочка гостиниц, туристический лагерь и крошечный домишко, расписанный причудливыми рисунками. И еще здесь растут высокие тополя, как говорят, посаженные руками Куприна, – все, что осталось от его мечтаний и трудов.
Балаклава оставила глубокий след в жизни и творчестве Александра Куприна. На балаклавских впечатлениях основана повесть «Суламифь», рассказывающая о трагической любви царя Соломона к невольнице. Но главной «балаклавской» книгой Куприна стали, пожалуй, знаменитые «Листригоны» – цикл очерков о балаклавских рыбаках, с которыми Куприн очень сдружился.
Название цикла писатель позаимствовал у Гомера: «В уме моем быстро проносится стих Гомера об узкогорлой черноморской бухте, в которой Одиссей видел кровожадных листригонов. Я думаю также о предприимчивых, гибких, красивых генуэзцах, воздвигавших здесь, на челе горы, свои колоссальные крепостные сооружения» («Листригоны»).
Александр Иванович любил выходить с местными рыбаками в море. Его обучали тонкостям непростого и опасного ремесла, а после экзамена приняли в артель. После работы Куприн часто сиживал со своими друзьями в «поплавке» — легкой постройке прямо на воде, у причалов бухты. Шумные рыбацкие компании засиживались здесь иногда до позднего вечера, рассказывая невероятные морские истории и легенды.
«О, милые простые люди, мужественные сердца, наивные первобытные души, крепкие тела, обвеянные соленым морским ветром, мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо смерти, в самые ее зрачки!», – так описывал Куприн рыбаков в «Листригонах».
В апреле сезона нет ни для туристов, ни для рыбаков. Балаклава покачивается на воде тихая, пустая и по-домашнему уютная. Огромное количество лодок и яхт пришвартовано без дела к причалам. На пристани собираются местные жители — с удочками и бесконечными разговорами. Рассказывают ли еще балаклавские рыбаки заезжим писателям апокрифы о морском змее, ядовитой рыбке дракус, царе морских раков, господней рыбе, которые слышал здесь больше ста лет назад Куприн? Звучит ли здесь еще греческое «Кали мера!» («Добрый день») в ответ на приветствие?
В послереволюционные времена на долю балаклавских греков выпали тяжелые испытания. Гражданская и Великая Отечественная война, депортация греков в 1944 году из Крыма вместе с представителями других неславянских национальностей. Мало кто из них вернулся на родину, не осталось в Балаклаве отважных потомков гомеровских листригонов.
Тяжело переживал расставание с родной землей в эмиграции и Куприн. В своих рассказах и очерках он часто вспоминал дружбу с листригонами. «. Прощай, прощай навсегда, моя милая Балаклава. Прощайте, дорогие друзья, балаклавские рыбаки, все эти Констанди, Паратино, Капитанаки, Стельянуди, Ватикиоти, Мурузи и другие храбрые грекондосы, с которыми я разделял прелесть опасности и труды морской жизни» («Листригоны»).
Использованные источники: Куприн А.И. «Листригоны»; «Благословенная Таврида: Крым глазами великих русских писателей». Кунцевская Г. Н. – М.: Северсталь, 2011.
Читать онлайн “Наедине с осенью (сборник)” автора Паустовский Константин Георгиевич – RuLit – Страница 15
Никандров набросал свои озорные рассказы, переслал их Грину, и вскоре рассказы действительно были напечатаны.
После освобождения из тюрьмы Никандров зашел в редакцию севастопольской газеты. Там на его имя лежало письмо из Балаклавы от Куприна. Куприн с восхищением отзывался о рассказах Никандрова и приглашал неизвестного автора к себе.
Никандров поехал к Куприну в Балаклаву, они быстро сдружились, и Куприн просто заставлял Никандрова писать и долго и терпеливо учил его основам писательского мастерства.
В Балаклаве Куприн написал один из самых обаятельных своих рассказов «Листригоны».
Я уже говорил о том, что почти все вещи Куприна автобиографичны. Все мечтатели и все влюбленные в жизнь в его рассказах – это он сам, Куприн, цельный и непосредственный человек, не знающий ни рисовки, ни позы, ни резонерства. Поэтому его неудержимо тянуло к таким же простым и ярким людям, каким он был сам.
Таковы были балаклавские греки – «листригоны».
Вообще «Листригоны» занимают по своей поэтичности, свободе повествования и вместе с тем по живописной конкретности людей, обстановки и пейзажа особое место в творчестве Куприна.
«Листригоны» – удивительная по простоте и прелести поэма русской прозы. Каждая черта, каждая деталь вызывают улыбку, – настолько все ощутимо верно и просто.
Двумя-тремя лаконичными фразами Куприн дает тонкое, эмоциональное, если можно так выразиться, представление о Балаклаве.
Вот, например, одна из таких фраз:
«Нигде во всей России – а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, – нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон – и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы. Вода так густа, так тяжела и так спокойна, что звезды отражаются в ней, не рябясь и не мигая».
Куприн недаром жил в Балаклаве. Нет, по-моему, лучшего места (конечно, зимой, когда Балаклава пустеет) для писательской работы.
Что-то гриновское есть в этом городке, в его греческих домах с пустыми нишами для статуй, в тончайших голубых сетях, разостланных прямо на набережной, в его уютных лесенках, в закоулках и переходах, в его тишине, в близости открытого моря Гул шторма слышен рядом, за мысом, тогда как в Балаклавской бухте вода, налитая вровень со старыми набережными, стоит неподвижно и ветер даже не шелестит в сухой листве акаций.
Но самыми поразительными, действительно магическими и необыкновенными являются балаклавские ночи, когда свет единственного в городе фонаря тонет во мраке и так хорошо думать, сидя на балконе, в кромешной темноте и чувствовать беспредельный покой и какую-то, я бы сказал, тишину сердца В этой тишине должны рождаться удивительные мысли и такие удивительные книги, как «Листригоны».
У Куприна есть цикл рассказов «Лесная глушь», «Болото», «На глухарей». Их объединяет место действия – леса, но по своему содержанию они очень различны.
Благоговейная и спокойная любовь Куприна к природе очень заразительна, и в этом тоже чувствуется сила его таланта.
О природе, о лесах, о какой-нибудь хибарке смолокуров Полесья Куприн рассказывает так, что тоска начинает грызть сердце, – тоска от того, что ты сейчас не там, не в этих местах, тоска от страстного желания немедленно увидеть их во всей девственной суровости и красоте.
Одно время Куприн жил в Мещерских лесах у мужа сестры, лесничего в Криушах. Действие рассказа «Болото» происходит в Мещере.
Память о зяте Куприна и о нем самом еще жива среди старых мещерских лесников и объездчиков. Они даже показывают место, где стояла сторожка лесника Степана, описанного Куприным в «Болоте», – безответного, тихого человека, умершего, как и вся его семья, от малярии.
Сторожка стояла на Боровом Мху, на обширном болоте. Такие болота в Рязанской области зовут мшарами. Сейчас Боровой Мох почти осушен и лесники на нем уже не живут. Лесные сторожки-кордоны вынесены из болот на так называемые «острова», на песчаные бугры среди сосновых лесов.
На буграх сухо и тепло, но жить там летом – тоже адовая мука. Комара столько, что семьи лесников по неделям не выходят из избы и сидят в едком дыму от дымокуров. Спят только под марлевыми пологами. К осени комар исчезает, и потому осень – самое благословенное время для лесных жителей. Воздух свеж и чист, и последняя легкая теплота еще прогревает сосновые чащи.
О великой силе комаров можно судить хотя бы по тому, что листва ольхи по берегам озер и на болотах днем кажется серой, а не зеленой, от плотного слоя комаров, сидящих на деревьях. А по вечерам все болота зудят тонким и, кажется, всемирным комариным писком.
Мне случилось ночевать на мшарах. Ни костер, ни толстая подстилка из сосновых веток не спасали от резкого водянистого холода, что сочился снизу, из самых недр земли. А туманы были такие, что никак не могли разгореться костры.
Все сказанное выше – только внешняя обстановка рассказа «Болото». Рассказ этот с потрясающей силой обличает идиотизм деревенской жизни и тупую, поистине рабскую покорность человека перед недоброй силой тогдашнего общественного строя. Вся беспомощность лесника Степана, вся его безответная философия сводится к словам: «Не мы, так другие».
Есть у Куприна одна заветная тема. Он прикасается к ней целомудренно, благоговейно и нервно. Да иначе к ней и нельзя прикасаться. Это – тема любви.
Иногда кажется, что о любви в мировой литературе сказано все. Что можно сказать о любви после «Тристана и Изольды», после сонетов Петрарки и история Манон Леско, после пушкинского «Для берегов отчизны дальней», лермонтовского – «Не смейся над моей пророческой тоскою», после «Анны Карениной» и чеховской «Дамы с собачкой».
Но у любви тысячи аспектов, и в каждом из них – свой свет, своя печаль, свое счастье и свое благоухание.
Один из самых благоуханных и томительных рассказов о любви – и самых печальных – это купринский «Гранатовый браслет».
Куприн плакал над рукописью «Гранатового браслета», плакал скупыми и облегчающими слезами. К сожалению, писатели не так часто плачут и хохочут над своими рукописями. Я говорю к сожалению, потому, что и эти слезы и этот смех говорят о глубокой жизненности того, что писатель создал, иной раз сам не понимая до конца силы своего перевоплощения и своего таланта.
Куприн говорил о «Гранатовом браслете», что ничего более целомудренного он еще не писал.
Это верно. У Куприна есть много тонких и превосходных рассказов о любви, об ожидании любви, о трагических ее исходах, об ее поэзии, тоске и вечной юности. Куприн всегда и всюду благословлял любовь. Он посылал «великое благословение всему: земле, водам, деревьям, цветам, небесам, запахам, людям, зверям и вечной благости и вечной красоте, заключенной в женщине».
Характерно, что великая любовь поражает самого обыкновенного человека – гнущего спину за канцелярским столом чиновника контрольной палаты Желткова.
Невозможно без тяжелого душевного волнения читать конец рассказа с его изумительно найденным рефреном: «Да святится имя твое!»
Особую силу «Гранатовому браслету» придает то, что в нем любовь существует как нежданный подарок – поэтический и озаряющий жизнь – среди обыденщины, среди трезвой реальности и устоявшегося быта.
Все персонажи «Гранатового браслета» действительно существовали. Куприн сам писал об этом в одном из своих писем: «Это – помнишь? – печальная история маленького телеграфного чиновника П. П. Жолтикова, который был так безнадежно, трогательно и самоотверженно влюблен в жену Любимова».
Я упоминаю об этом исключительно для того, чтобы подчеркнуть безусловную подлинность многих вещей Куприна. Куприн не извлекал свои рассказы из мира вымысла и поэзии. Наоборот, он открывал в реальности поэтические пласты настолько глубокие и чистые, что они производили впечатление свободного вымысла.
Языковые средства создания образа Балаклавы в очерках А. И. Куприна «Листригоны» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»
Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Викторина Татьяна Валентиновна
Рассматриваются языковые единицы, формирующие образ Балаклавы в анализируемом произведении. Выявлены речевые средства и их роль в создании эмоционального, поэтического восприятия созданного мира художественной действительности.
Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Викторина Татьяна Валентиновна
LANGUAGE MEANS OF CREATING THE IMAGE OF BALAKLAVA IN “LISTRIGONY” BY A.I. KUPRIN
The article is devoted to the description of linguistic units forming the image of Ba-laklava in the novel under analysis. There were distinguished speech means and their role in creation of emotional and poetic perception of the created world of art reality.
Текст научной работы на тему «Языковые средства создания образа Балаклавы в очерках А. И. Куприна «Листригоны»»
GRAMMATICAL AND SEMANTIC DEVICES IN LANGUAGE PLAY, OR MANIPULATION OF CONCEPTUAL CATEGORIES IN ADVERTISING
This article examines conceptual categories using examples from morphological play which arises in the creation of advertising texts. The grammatical and semantic devices from language play include manipulation of the categories of gender and number.
Key words: grammatical intentionality, morphological play, advertising text, stylistic resources of morphology.
Amiri Liudmila Petrovna, candidate of philological science, docent, liudmila.amiri@gmail.com, Russia, Rostov-on-Don, Southern Federal University.
ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ОБРАЗА БАЛАКЛАВЫ В ОЧЕРКАХ А.И. КУПРИНА «ЛИСТРИГОНЫ»
Рассматриваются языковые единицы, формирующие образ Балаклавы в анализируемом произведении. Выявлены речевые средства и их роль в создании эмоционального, поэтического восприятия созданного мира художественной действительности.
Ключевые слова: образный строй, художественный текст, лингвистический анализ, идиостиль.
В «Листригонах» – очерках о балаклавских рыбаках – рассказывается о «трудной, но радостной жизни простого человека в его единстве с природой» [4, с.70], описываются мужественные, сильные люди.
Как писал К. Паустовский, «Листригоны» – удивительная по простоте и прелести поэма русской прозы. Двумя – тремя лаконичными фразами Куприн дает тонкое, эмоциональное, если можно так выразиться, представление о Балаклаве» [6, с. 488].
Описание природы Балаклавы представлено в каждом очерке и занимает значительное место в анализируемом произведении. Текст начинается с картины сентябрьского дня, причем это описание повторяется в начале и первого, и последнего очерков.
Сравните: 1) В конце октября или в начале ноября Балаклава -этот оригинальнейший уголок пестрой русской империи – начинает жить своеобразной жизнью. Дни еще теплы и по-осеннему ласковы. Но по ночам стоят холода, и земля гулко звенит под ногами. Последние курортные гости потянулись в Севастополь со своими узлами, чемоданами, корзинами, баулами, золотушными детьми и декадентскими девицами. Как воспоминание о гостях, остались только виноградные ошкурки, которые, в
видах своего драгоценного здоровья, разбросали больные повсюду – на набережной и по узким улицам – в противном изобилии, да еще тот бумажный сор в виде окурков, клочков писем и газет, что всегда остается после дачников.
И сразу в Балаклаве становится просторно, свежо, уютно и по-домашнему деловито, точно в комнатах после отъезда нашумевших, накуривших, насоривших непрошеных гостей.
2) В Балаклаве конец сентября просто очарователен. Вода в заливе похолодела; дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными черными ночами. Курортные гости – шумные, больные, эгоистичные, праздные и вздорные – разъехались кто куда – на север, к себе по домам. Виноградный сезон окончился.
Синонимический повтор и повтор однокоренных слов, которые лежат в основе этих описаний, наряду с используемыми тропами, повторяющимися затем на протяжении всего текста, вначале формируют и затем активизируют восприятие читателями этого уголка природы.
Цветовая палитра дневного пейзажа, как видно из второго отрывка, достаточно разнообразна. Использование колоративной лексики как в прямом, так и в переносном значении на страницах всего текста помогают автору нарисовать яркие, выразительные картины природы.
При описании ночного пейзажа доминируют лексемы тишина, черное, мрак, подчеркивая могущественность, таинственность и опасность морской стихии, ср., например: «Выходишь на балкон – и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы. Вода так густа, так тяжела и спокойна, что звезды отражаются в ней, не рябясь и не мигая. Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья. Изредка, едва расслышишь, как хлюпнет маленькая волна о камень набережной. И этот одинокий, мелодичный звук еще больше углубляет, еще больше настораживает тишину. Слышишь, как размеренными толчками шумит кровь у тебя в ушах. Скрипнула лодка на своем канате. И опять тихо. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в черном объятии». Показательно, что море и тяжелая работа рыбаков, как правило, описываются ночью, в то время, когда объекты теряют реальные очертания и иногда воспринимаются как неправдоподобные. Например, гору повествователь сравнивает со сказочным персонажем, ср.: «Если приглядишься внимательно, то ясно увидишь всю ее, подобную сказочному гигантскому чудовищу, которое, припав грудью к заливу и глубоко всунув в воду свою темную морду с настороженным ухом, жадно пьет и не может напиться. На том месте, где у чудовища должен приходиться глаз, светится крошечной красной точкой фонарь таможенного кордона». Море воспринимается повествователем и рыбаками как нечто таинственное, загадоч-
ное. Неслучайно, один из очерков содержит описание древней легенды, рассказанной одним из атаманов рыбачьего баркаса, а другой – сказание. Следует отметить и присутствие в тексте «сказочных эпитетов». Ср., например: «Еще передавал Трама о таинственном случае», «Сегодня одна из тех волшебных ночей». В природе обнаруживаются антропоморфные признаки, ср.: «небо было голубое, праздничное, улыбающееся», «Ослепительно блестел снег, ласково синела вода, золотом солнце обливало залив, горы и людей. И крепко, густо, могущественно пахло морем». Представление о могуществе морской стихии усиливается рассказом об «яростном таинственном ветре» бора, ср.: «Сила его так велика, что он опрокидывает с рельсов груженые товарные вагоны, валит телеграфные столбы, разрушает только что сложенные кирпичные стены, бросает на землю людей, идущих в одиночку».
Описание в тексте дается с точки зрения повествователя, для передачи которой привлечены эмоциональные эпитеты как в прямом, так и в переносном значении одной лексико-семантической группы: «голубая прелестная бухта Балаклавы», «в тех местах, где весла трогают воду, загораются волшебным блеском глубокие блестящие полосы», «но чудесное, никогда не виданное зрелище вдруг очаровывает меня». В последнем примере для подчеркивания уникальности объекта изображения автор прибегает к семантическому развертыванию. Ср. также: «Нигде во всей Рос-сии. нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве». В данном примере для характеристики тишины автор также использует синонимичные лексемы с семантикой предельной меры признака полной, совершенной. Как видно, описание природы насыщено эпитетами, передающими великолепие пейзажа, увиденного повествователем, ср., также: «оригинальнейший уголок», «снег нежно лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых горах».
Сравнение воды, рыб с драгоценностями помогает передать восхищение повествователя красотой природы, ср.: «вода в заливе синела, как аметист», «на гребнях маленьких, чуть плещущих волн играют голубые драгоценные камни.Я прикасаюсь к воде рукой, и когда вынимаю ее обратно, то горсть светящихся брильянтов падает вниз».
На фоне изумительной природы, таинственной жизни моря описывается обычная жизнь моряков на берегу, их походы в кофейную, подготовка к лову рыбы и т.п. Сравнение рыбаков с пауками, животными, а их сетей с паутиной подчеркивает единство человека с природой.
Ср.: 1) «На набережной, поперек ее, во всю ширину расстилаются сети. На грубых камнях мостовой они кажутся нежными и тонкими, как паутина, а рыбаки ползают по ним на четвереньках, подобно большим черным паукам, сплетающим разорванную воздушную западню»; 2) «эти опустелые, изуродованные места, где так радостно и легко жили люди, веселые, радостные, свободные и мудрые, как звери».
Мужество, бесстрашие рыбаков, их отважная борьба с морской стихией, удивительная красота природы контрастируют с простой, обычной жизнью, которую ведут местные жители на берегу.
Восприятие природы повествователем противопоставлено точке зрения старых жителей, которая передана с помощью несобственнопрямой речи. При описании автор использует гиперболу, помогающую подчеркнуть разницу между той природой, которую помнят местные жители, и той, которую видят сейчас. Ср. небольшой отрывок: «Прежде виноград родился – вот какой! – величиною в детский кулак, и гроздья были по пуду весом, а нынче и поглядеть не на что – ягоды чуть-чуть побольше черной смородины, и нет в них прежней силы». Завершаются очерки описанием обычного дня и обычных занятий местных жителей.
Анализируемый текст насыщен точными повторами, которые способствуют актуализации необходимых для интерпретации произведения смыслов, создают определенную «градацию усиления признака» [5, с. 62], например: «черное небо, черная вода в заливе, черные горы». Степень проявления признака подчеркивается использованием интенсификаторов адвербиального типа. Ср. дальше в тексте: «ночь так черна», «вода в заливе остается жутко черной». Точные повторы используются как контактно, так и дистантно и применяются для характеристики разных явлений действительности, что в целом способствует созданию единой картины, увиденной повествователем, например, «Бора – иначе норд-ост – это яростный таинственный ветер», «Еще передавал Трама о таинственном случае». Как отмечает И. Г олуб, именно точные повторы, как правило, характерны для эмоционально окрашенной речи, а потому «часто встречаются в поэзии» [1, с. 24].
Подчеркнуто подробное изображение мира художественной действительности объясняет широкое использование при описании рядов однородных членов разных типов, часто четырежды повторенных. Ср., например: И сразу в Балаклаве становится просторно, свежо, уютно и по-домашнему деловито, точно в комнатах после отъезда нашумевших, накуривших, насоривших непрошеных гостей.
Однородные члены предложения помогают реализовать авторскую задачу, состоящую в намерении описать то или иное явление во всей своей полноте, и чаще связаны бессоюзной связью, но нередко и повторяющимися союзами, в частности союзом и: «остальные жители поголовно на берегу: старики, женщины, дети, и оба толстых трактирщика, и седой кофейщик Иван Адамович, и аптекарь, занятой человек, прибежавший впопыхах на минутку, и добродушный фельдшер Евсей Маркович, и оба местных доктора». Вместе с тем наиболее широко представлены конструкции с однородными определениями, связанные бессоюзной связью.
Таким образом, насыщенность текста эмоциональными эпитетами, точными повторами, однотипными синтаксическими конструкциями с од-
нородными членами, употребление «сказочных эпитетов» способствуют созданию эмоционального, поэтического восприятия этого прелестного уголка Земли, который так полюбил А.И. Куприн.
1. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. М.: Айрис-пресс, 2002. 448с.
2. Жирмунский В.М. Теория литературы: Поэтика. Стилистика. – Л.: Наука, 1977. 408с.
3. Куприн А.И. Сочинения: в 2 т. М.: Худож. лит., 1981. Т.2. Романы; Рассказы. 1981. 398с.
4. Лилин К. Александр Иванович Куприн. Л: Просвещение, 1975. 112с.
5. Папина А.Ф. Текст: его единицы и глобальные категории: учебник для студентов-журналистов и филологов. М.: Едиториал УРСС, 2002. 368с.
6. Паустовский К. Поток жизни (Заметки о прозе Куприна) // Собрание сочинений: В 9 т. Т.7. Сказки; Очерки; Литературные портреты. М.: Худож. Лит., С.470-492.
Викторина Татьяна Валентиновна, доцент, кандидат филол. наук, доц, t. viktorina@mail.ru, Россия, Абакан, Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова.
LANGUAGE MEANS OF CREATING THE IMAGE OF BALAKLAVA IN “LISTRIGONY” BY A.I. KUPRIN T.V. Viktorina
The article is devoted to the description of linguistic units forming the image of Ba-laklava in the novel under analysis. There were distinguished speech means and their role in creation of emotional and poetic perception of the created world of art reality.
Key words: figurative system, literary text, linguistic analysis, idiostyle.
Viktorina Tatiana Valentinovna, candidate of philological science, docent, t.viktorina@mail.ru, Russia, Abakan, Khakass State University named after N.F. Katanov.
ЭВОЛЮЦИЯ СЕМАНТИКИ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИХ ПОЛЕЙ В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ
Н.В. Бессонова, А.В. Комарова, О.Н. Линкевич
Рассмотрены особенности развития семантики различных лексических единиц: цветообозначений, обращений, зукоподражаний в рамках лексико-семантического поля в разноструктурных языках (немецкого, английского, французского). Проведен анализ экстра- и внутрилингвистических факторов, повлиявших на развитие исследуемых лексико-семантических полей. Приведена классификация цветообозначений, обращений, звукоподражаний по лексико-семантическим группам.
Ключевые слова: лексико-семантическое поле, лексико-семантическая группа, цветообозначение, звукоподражание, обращение.
Анализ работ, посвященных исследованию лексико-семантической стороны языка, показал, что в лингвистике долгое время отсутствовало
Источники:
http://gtn-pravda.ru/amp/2018/05/17/v-kraju-listrigonov-kuprin-v-balaklave.html
http://www.rulit.me/books/naedine-s-osenyu-sbornik-read-386776-15.html
http://cyberleninka.ru/article/n/15554580